Мать инвалида не слышат десять лет

Челябинка Ирина Каневская последние десять лет пытается доказать, что ее 19-летний сын Егор Журавлев стал глубоким инвалидом в результате тяжелейшей родовой травмы, полученной из-за врачебной ошибки. Ей отказали во всем: в возбуждении уголовного дела, компенсации причиненного здоровью вреда. Даже недееспособность юноши пришлось на протяжении года устанавливать через судебные органы. Сегодня женщина сделала последний шаг – подала новый иск о компенсации морального вреда за причиненный вред здоровью ребенка по вновь открывшимся обстоятельствам. Подробности – в материале Chelyabinsk.ru.

Человек, не изучивший историю Ирины Каневской, скажет, что она типичная сутяжница: по поводу и без пишет жалобы в прокуратуру, подает иски в суд, обращается с претензиями в другие госучреждения. Однако только таким образом женщина смогла поставить на ноги и обеспечить всем необходимым 19-летнего сына-инвалида, у которого уже к трем годам жизни были три серьезных диагноза: ДЦП, двусторонняя глухота четвертой степени, умственная отсталость. Причем все они, уверена Ирина, стали следствием родовой травмы, нанесенной неумелыми действиями оперирующего акушера.

Егор Журавлев появился на свет 11 июня 1996 года в роддоме ГКБ №6 в результате кесарева сечения. «Операция была плановой, в том же роддоме четыре года назад я таким же образом родила совершенно здоровую дочку Ксюшу, – рассказала Ирина Каневская. – В этот раз анализы были в норме, в предоперационном эпикризе истории родов указано, что никаких инфекций у меня не было, УЗИ, сделанное за неделю до даты родов, показало, что все хорошо, диагноза «диабет» на тот момент у меня не стояло, хотя у эндокринолога в связи с полнотой я наблюдалась регулярно».

Ребенка извлекли из тела матери с затруднениями, лишь на девятой минуте. Малыш был синий, очень вялый, тонус мышц явно снижен. Оперирующий акушер, вспоминает мать, тогда оговорилась, что из-за сложностей при извлечении младенца у нее дернулась рука и ребеночек мог удариться головой. В заключении неонатологов после осмотра новорожденного указали диагноз: «перинатальное поражение ЦНС гипоксически-травматического генеза, цереброспинальная травма».

«Моему ребенку попросту свернули шею: у него из-за врачебной ошибки оказалось смещение шейного отдела позвоночника, – объяснила Ирина Каневская. – Врачам следовало его немедленно направить к вертеброневрологу (специалист по лечению заболеваний ЦНС, связанных с травмами позвоночника), но его стали лечить неправильно. Так, в тот же день без моего ведома Егора перевезли в реанимацию горбольницы №8, где стали лечить сильнейшим антибиотиком – гентамицином. Затем с диагнозом «церебро-спинальная травма» перевели в детскую горбольницу №10, а оттуда снова в «восьмерку», но уже с непонятно откуда взявшейся внутриутробной инфекцией и сепсисом. Затем, уже в детской горбольнице №1, сыну зачем-то делают биопсию печени. А позже прописывают «Клоназепам», который я самостоятельно отменила по совету фармацевтов. Через девять лет, когда я пошла в суд, мне заявили, что сама виновата: была гипоксия плода, у меня диабет и гестоз».

Ирина говорит, что все это было как страшный сон, но тогда она понятия не имела ни о рискованности манипуляций медиков, ни о вреде указанных антибиотиков. Проверить у ребенка с серьезным поражением ЦНС слух никому из врачей не пришло в голову.

В результате женщина забрала малыша из очередной больницы и стала искать специалиста, который помог бы частично вылечить ему детский церебральный паралич.

«В июле 1997 года я нашла такого доктора – вертеброневролога Зорина Александра Петровича. Он сказал, что сначала сыну будет очень больно, но потом станет легче, – со слезами вспоминает Каневская. – После нескольких сеансов ребенок начал оживать: держать голову, пытаться сидеть, в результате стал ходить и сам себя обслуживать».

В сентябре 1999-го Ирина с сыном пришли на плановую медико-психологическую комиссию для детей с ДЦП. Там ее ждал удар. «А что вы его к нам привели, он же абсолютно глухой», – сказал кто-то из членов комиссии. Невролог детской городской поликлиники №2, где наблюдались Каневская с сыном, на вопрос матери о том, почему глухоту не выявили раньше, ответила: «Я не заметила». При этом во всех обследованиях по глухоте было указано, что это последствия цереброспинальной родовой травмы. А вот почему была нанесена травма и ответил ли кто-то за это, Ирине Каневской не объяснили до сих пор.

С тех пор начались мытарства. Так, добиться выдачи слухового аппарата для малыша женщина смогла только в 2002 году, дойдя до министерства здравоохранения области. Дело в том, что в то время в единственном городском центре реабилитации слуха на улице Арзамасской выдача слуховых аппаратов была поставлена на коммерческие рельсы – на базе поликлиники главный врач открыла ИП, где торговала приборами.

«Только после моей жалобы в минздрав ее уволили, а моему ребенку выдали аппарат, но прошло уже слишком много времени, лечение надо было начинать с рождения, а не спустя несколько лет, – заявила мать Егора. – Дать шанс сыну могла операция по кохлеарной имплантации, но и в ней мне в 2005 году отказали по надуманным причинам. Своих денег, около полумиллиона рублей, у меня на это не было. Именно тогда я и решилась пойти в суд и начать доказывать, что мой ребенок стал тяжелым инвалидом из-за врачебной ошибки».

Заявление в районный суд Ирина подала в 2005 году, в 2006-м обратилась в прокуратуру с заявлением о возбуждении уголовного дела по факту нанесения ребенку опасных для жизни повреждений в связи с деятельностью врачей. Однако судебно-медицинская экспертиза, проводившаяся в Перми, не дала четких ответов на вопросы, указав, что достоверно указать причину родовой травмы у младенца невозможно, так как нет письменно подтвержденных данных о дефектах со стороны медперсонала. Кроме того, эксперты заявили, что все лечение было адекватным и полным, в том числе и по глухоте, хотя диагноз установили в 1999 году, а лечение начали в 2002 после установки слухового аппарата.

Ирина Каневская стала первой жительницей Южного Урала, через суд добившейся в 2008 г. по новому закону права прописаться в СНТ «Медик». В сад семья переехала из-за Егора, которому в квартире было тяжело жить.

«Единственное, мне после всех этих исков удалось добиться проведения кохлеарной имплантации в 2009 году: мой ребенок стал слышать, стал проявлять гораздо больше интереса к жизни, правда, оказалось упущено время для обучения его речи, – рассказала челябинка. – Я также рада, что именно после того, как я подняла шум, дела с кохлеарной имплантацией на Южном Урале резко наладились: стали выделяться квоты, соблюдаться закон».

После проигранных судов Ирина отступилась и стала еще более плотно заниматься реабилитацией сына: выучила невероятно сложный язык жестов, перебралась жить в сад, чтобы Егору было где гулять. Мальчик рос очень добрым и доверчивым, начал заниматься спортом, с отцом ездить на матчи любимого «Трактора».

Очередной виток проблем начался в прошлом году, когда Егору исполнилось 18. «Я оказалась с тех пор по сути никем, – продолжила рассказ Каневская. – Пришла оформлять пенсию по инвалидности, мне сказали вести Егора. Я им говорю, что он все равно не поймет то, что подпишет, мне на это ответили: «Ну и что». Пришла к нотариусу сделать доверенность, чтобы представлять везде интересы сына, а мне говорят: не сделаем, потому что доверенность вам должен дать (подписать) сын, а он не понимает, для чего это нужно. Как мы поймем, вдруг он не хочет, чтобы вы были его представителем?»

Егор занимается пауэрлифтингом, любит хоккей.

С тем, чтобы доказать, что ее сын недееспособен, женщина обратилась в суд с иском. Помощи попросила в прокуратуре района, но получила оттуда ответ: мы не можем представлять в суде по признанию вашего сына недееспособным его интересы, так как он является дееспособным и может сам представлять свои интересы.

Прокурора к участию в процессе по требованию суда все-таки привлекли и спустя год, 29 июня 2015 года, иск Каневской удовлетворили.

«Теперь я прошу заново рассмотреть мой иск о компенсации вреда здоровью в связи с родовой травмой по вновь открывшимся обстоятельствам: из-за действий врачей 19-летней давности я получила недееспособного сына, – сказала Ирина. – Я хочу справедливости. С таким унижением, через которое прошла за эти годы, надо как-то бороться. И я продолжу. Я сильная».

Решение по делу еще не принято.